Олег Ваксман, заместитель председателя правления Газпромбанка Для российских банков кредитный риск остается одним из самых актуальных, но в то же время растет значение регуляторного риска, что связано с ужесточением надзорных требований со стороны ЦБ РФ. Наряду с этим, как поясняет заместитель председателя правления Газпромбанка Олег ВАКСМАН, более актуальным становится стратегический риск: банки вынуждены работать в новых условиях, когда маржинальность банковского бизнеса неуклонно снижается. О том, какие задачи при этом встают перед департаментами и управлениями риск-менеджмента, Олег ВАКСМАН рассказал в интервью NBJ.

- Олег Михайлович, банковский бизнес неразрывно связан с различными рисками. Какие из них, по Вашему мнению, являются наиболее актуальными?

- Самым сложным и плохо описанным с точки зрения управления рисками является стратегический риск - адаптация работы банков в принципиально новых условиях. Не секрет, что на протяжении достаточно долгого времени наши банки работали в условиях роста, они научились за этот период успешно набирать кредитные портфели, а некоторые из них даже научились переживать достаточно глубокие, но сравнительно непродолжительные кризисы - 1998, 2008 годов.

- Почему Вы говорите, что банкам приходится работать в новых условиях, ведь падение банковской маржи началось не вчера и не позавчера? Фактически эта тенденция прослеживается на протяжении всего посткризисного периода.

- Я не соглашусь. Если мы посмотрим на динамику данного показателя, то увидим, что 2011 и 2013 годы были достаточно благоприятными для банков в этом отношении. Маржа в сегменте потребительского кредитования не только не падала. Доходность корпоративного кредитования оставалась стабильной - в пределах 3-5%.

- Вы хотите сказать, что стратегический риск не только актуален сегодня, но и, если так можно выразиться, перспективен? Он будет и дальше влиять на развитие ситуации в нашем банковском секторе?

- Да. Западные банки умеют работать с маржой на уровне 2-3%, а вот большинство российских кредитных организаций не могут этим похвастаться. Кроме того, есть акционеры, которые теряют интерес к банковскому бизнесу при мысли о том, что их активы могут демонстрировать такой уровень доходности. Но хочет кто-либо этого или нет, а факт остается фактом: времена, когда ROE (return on equity - рентабельность собственного капитала) была в диапазоне от 25% до 35%, ушли в прошлое - и думаю надолго. Сейчас банки работают с ROE в 12-20%, что является совершенно нормальным показателем по западным стандартам банковской деятельности, но требует от топ-менеджеров и акционеров финансово-кредитных организаций перестройки мышления и нацеленности не только на годовую прибыль, но и на стратегическую стабильную рентабельность бизнеса. На самом деле это совсем неплохой расклад: при средней доходности на капитал 15-16% банковская система является более стабильной, чем при доходности банковского бизнеса 30% или даже 35%, что может быть сигналом перегрева и накапливания значительных рисков.

- А еще ниже показатели маржинальности нашего банковского бизнеса могут упасть?

- Вполне. В европейских странах этот показатель снижался до 8-10%, а иногда даже до 6%. Естественно, в таких ситуациях у акционеров банков возникали вопросы к бизнес-модели банка и к топ-менеджерам. Но работа в условиях 12-15-процентной доходности на капитал там считается совершенно нормальной, особенно в периоды невысокого роста экономики. А у нас, как я уже сказал, это потребует перестройки не только принципов деятельности отдельных банков, но и системы мышления акционеров.

- А какую роль в этой перестройке должен сыграть департамент или управление риск-менеджмента?

- Баланс «риск - доходность» сместился: при том же уровне риска, что и раньше, мы уже не можем рассчитывать на прежнюю высокую доходность. Проиллюстрирую это цифрами: до кризиса было совершенно нормальной практикой получать доходность с учетом риска RAROC (risk-adjusted return on capital - рентабельность капитала, скорректированная на риск) на уровне 20%, сейчас, если мы демонстрируем RAROC на уровне 12-14%, то это неплохо. То есть по-простому при том же уровне резервов и потребления капитала маржа снижается.

- RAROC, насколько мне известно, вычисляется с учетом риска конкретного кредита, не так ли?

- Да. Понятно, что под каждый кредит мы создаем резервы на так называемые ожидаемые потери по нему. Тут надо пояснить: есть потери ожидаемые, которые мы закладываем при выдаче данного кредита, и неожидаемые, когда потери оказываются больше, чем мы рассчитывали. Именно на покрытие последних идет капитал банка. RAROC учитывает стоимость ожидаемых потерь и стоимость капитала на покрытие не-ожидаемых потерь и сопоставляет с доходом от сделки или по портфелю.

- Вернемся все-таки к первому вопросу: если анализировать классические виды рисков, присущие банковской деятельности, то какие из них являются сейчас самыми опасными?

- Первый по важности риск, конечно, кредитный, поскольку ситуация в российской экономике непростая. Это значит, что такой показатель, как EBIDTA (Earnings before Interest, Taxes, Depreciation and Amortization - прибыль до вычета процентов, налогов и амортизации), у большинства компаний не растет и их возможности по обслуживанию долговой нагрузки, естественно, ограничены. Правда, это в первую очередь относится больше к компаниям со значительной долговой нагрузкой или к компаниям с небольшими масштабами деятельности. Например, некоторые компании малого и среднего бизнеса, привлекавшие заемные средства в расчете на быстрый рост бизнеса, в течение следующих нескольких лет могут попасть в непростую ситуацию. Крупные экспортеры страдают от замедления темпов роста национальной экономики в меньшей степени, для них опаснее изменение к худшему внешнеэкономической конъюнктуры.

- Я так понимаю, в этом вопросе мало что изменилось: кредитный риск как был основополагающим в первые годы после кризиса, так и остается таковым.

- Да. Время от времени вспыхивает риск ликвидности. Что касается рыночного риска, то он, конечно, остается. Но здесь следует отметить: если банк принимает на себя слишком высокие рыночные риски, значит это, мягко говоря, не совсем банк, у него что-то не так со структурой активов.
Еще один риск, который я хотел бы упомянуть, - регуляторный. У нас, как и во всем мире, одновременно и параллельно внедряется достаточно много новых регуляторных стандартов, предписаний, указаний и т.д. С одной стороны, совершенствование регулирования и надзора за банковской деятельностью -это правильно, и мы поддерживаем Центральный банк во всех его начинаниях. Но с другой стороны, система внедрения регуляторных изменений должна быть прогнозируемой и четко спланированной. В западных странах, например, обычно публикуется версия нового стандарта или предписания, затем банкам дается год или два на их внедрение в зависимости от сложности конкретного регуляторного механизма. У нас часто бывает так: мы дискутируем ту или иную регуляторную новацию до последнего дня, пока она еще является формально рекомендательной, а 1 января просыпаемся и узнаем, что данная новация закреплена законодательно.
Тут необходимо учесть, что мы сейчас входим в сферу достаточно сложных регуляторных изменений с точки зрения модернизации систем данных, расчетов и систем валидации. Конечно, было бы оптимальным, если бы в этом случае мы переняли ту западную лучшую практику, о которой я говорил: готовящиеся регуляторные изменения были обнародованы и подтверждены, и у нас есть хотя бы год, чтобы к ним подготовиться. За это время важно не менять предложенное регулирование.

- Мне кажется, что уже были случаи, когда регулятор именно так и поступал: некоторые статьи ФЗ № 161 (в первую очередь пресловутая девятая статья) вступили в силу с временным лагом. Я так понимаю, это было сделано для того, чтобы у банков было время подготовиться к новым правилам игры.

- Да, не могу отрицать того, что во многих случаях ЦБ именно так и делает. Мы видим: регулятор идет по этому пути при введении Письма № 192-Т - документа, который дает банкам право расчета капитала на основе собственных моделей расчета кредитного риска. Фактически речь идет о внедрении продвинутого подхода Базеля II.
Если мы вернемся к анализу рисков и постараемся выстроить некую шкалу их актуальности, то я бы сформулировал ее следующим образом: главным, как я уже сказал, является кредитный риск, на втором месте - регуляторный, а на третьем - процентный. Почему я уделяю такое внимание именно процентному риску? Потому что сейчас ставки более или менее, с нашей точки зрения, резонные и низкие. Но в весьма краткосрочной перспективе могут образоваться «ножницы».

- В силу каких причин?

- Давайте объясню. От чего зависит процентная ставка, по которой банки предоставляют кредиты? Прежде всего от того, по какой цене финансируется на внешних рынках Российская Федерация. А цена складывается из двух составляющих: так называемой безрисковой ставки (пока это стоимость денег в США) и кредитной премии на Россию. Если переводить это в цифры, то получается следующая картина: ставка risk-free (доходность 10 лет американских казначейских облигаций) составляет 2%, рисковая премия на Россию - 1,5%. То есть risk-free в целом на минимуме, ниже он падать скорее всего не будет, как, впрочем, и ставка рисковой премии на нашу страну. Иными словами, оба показателя в среднесрочной перспективе могут вырасти. И здесь возникает риск попасть в «ножницы», потому что, с одной стороны, есть политическая воля и потребность экономики (ставки по кредитам должны снижаться или хотя бы не расти), а с другой стороны, есть объективные экономические предпосылки для того, чтобы ставки не снижались, а росли. То есть остается значительный риск увеличения стоимости финансирования развивающихся стран, включая Россию, на внешних рынках капитала. Есть еще вопросы инфляции и курса валют, но об этом уже очень много сказано экономистами.

- Это абсолютно точный прогноз? Иными словами, ничего с этим сделать нельзя?

- Не будем говорить о точности прогноза, а посмотрим на другие развивающиеся рынки - Турцию, ЮАР и другие страны. Мы увидим, что ставки по кредитам в них уже повысились, то есть для них «ножницы», о которых я говорил, уже сработали. Конечно, у этих стран нет таких золотовалютных резервов, как у России, но объемы наших ЗВР последнее время не растут. Так что вопрос здесь не в точности прогноза, а в том, сколько наша страна сможет продержаться и не попасть в эти «ножницы».
Теперь посмотрим на деятельность отдельно взятого банка с учетом процентного риска. Скажем, мы выдаем потребителю кредит на пять лет по фиксированной процентной ставке. То есть мы принимаем процентный риск на себя, поскольку за пять лет условия финансирования нашей страны могут существенно измениться, а значит, поменяется и стоимость фондирования для банка.

- Но есть же такой прекрасный инструмент минимизации этого риска, как плавающая ставка.

- С плавающими ставками есть два серьезных нюанса. Во-первых, физические лица традиционно не берут такие кредиты. Что касается «корпора-та», то некоторые крупные компании берут кредиты у западных банков, когда им необходимо поднять заимствования на большие суммы в валюте. Но повсеместно эта практика не распространена, поскольку наша система бухгалтерского корпоративного планирования является довольно фиксированной и нашему бухгалтеру комфортнее поставить в отчетности фиксированную ставку по кредиту. Он не захочет взять на себя ответственность и риски на компанию, прописывая в договоре некую схему начисления плавающей ставки, которую и сам до конца не понимает.

- Давайте все-таки вернемся к ре-гуляторному риску. Включает ли он в себя действия регулятора, которые могут привести (или даже время от времени приводят) к возникновению на рынке панических настроений, ощущений нестабильности и т.д.?

- Если мы говорим о действиях регулятора в конце прошлого года, то я считаю, в данном случае налицо скорее раздувание проблемы, чем реальная проблема. Действия регулятора совершенно нормальные и правильные. Мне приходилось работать в разных странах, в том числе в Великобритании, и там никто не видел ничего трагичного в ситуациях, когда FSA (Financial Service Authority - орган финансового регулирования и надзора Великобритании) отзывал лицензию у банка, постоянно нарушавшего законодательство. А у нас налицо парадокс: с одной стороны, приходят инвесторы и говорят, что в России очень непрозрачный банковский сектор, в нем много компаний, которые называют себя банками и занимаются непонятно чем, а с другой стороны, когда регулятор берется за дело, то слышатся комментарии «Что вы делаете? Не надо провоцировать панику на рынке».

- Но все же паника была.

- Я бы так не сказал. Российская публика, на мой взгляд, получила четкое руководство к действию: если банк является непрозрачным, если он имел предупреждения от регулятора, причем не единожды, то, наверное, он не лучшее место, чтобы хранить негарантированные сбережения.

- Но есть и другая точка зрения: неправильно заставлять клиентов оценивать риски того или иного банка, анализировать его финансовую отчетность или смотреть на какие-либо другие критерии - кредитная организация работает на рынке, имеет лицензию, значит, она здорова.

- Никто не предлагает клиентам анализировать банковскую отчетность, но давайте представим себе такую ситуацию. Я в Великобритании ищу финансовое учреждение, чтобы положить в него свои сбережения, и вижу огромный HSBC и рядом с ним крошечный банк «Смит и сыновья». Где мне надежнее обслуживаться: в первой организации или во второй?

- Надежнее, конечно, в первой, а где выгоднее - большой вопрос.

- Пожалуйста, иди во вторую организацию, но отдавай себе отчет, что в этом случае ты принимаешь на себя риски. Если при уровне инфляции 8% годовых открывают вклад по ставке 15% годовых, значит будь готов к тому, что ты можешь при определенном раскладе лишиться своих негарантированных сбережений. Если все-таки хочешь получать 15-процентную доходность, пожалуйста, мы в Газпромбанке продадим прозрачный и понятный финансовый инструмент, но это будет не вклад, и риски по нему будут прозрачно и понятно объяснены клиенту.

- Наверное, Вы лучше меня знаете, что весь прошлый год шла дискуссия о том, должен ли вкладчик расплачиваться частью своих сбережений, если он сознательно или неосознанно выбирает проблемный банк, предлагающий ему явно завышенные ставки по депозитам. Каково Ваше мнение на этот счет?

- Мы не можем сейчас сказать, что каждая пенсионерка должна если не управлять государством, то разбираться в рисках любого банка. Именно поэтому у нас существует достаточно эффективно работающая система страхования вкладов и государственная гарантия покрывает весьма внушительную по российским меркам сумму 700 тыс. рублей. Но если ты ходишь и выбираешь исключительно проблемные банки, пытаясь зарабатывать повышенные проценты, это означает одно: у тебя высокий, в целом спекулятивный аппетит к риску.

- То есть резюме данной части нашей беседы - Вы не относите действия регулятора в последние несколько месяцев к разряду регулятор-ного риска?

- Я считаю: очистку рынка надо было начинать даже раньше. Ведь ни для кого не является секретом, что в нашей банковской системе много так называемых карманных банков, которые не имеют ни финансовой модели, ни диверсифицированной структуры бизнеса. Они обслуживают одно предприятие или одну группу компаний и не способны существовать самостоятельно. Я уверен, что половину таких организаций можно отсеять безболезненно как для экономики, так и для клиентов.
При обсуждении этой темы возникает еще один важный аспект. У нас, как я уже говорил, ужесточаются регу-ляторные требования. Как банк, не выработавший эффективную модель бизнеса и не располагающий достаточным капиталом, собирается их выполнять? Аудиторы и комплаенс стоят денег. Как ты построишь нормальный риск-менеджмент, если у тебя капитал меньше ста миллионов долларов?
Знаете, в современном мире поддержание банковской лицензии и соответствие всем правилам стоят достаточно дорого.

- Но сто миллионов долларов - это действительно очень крупная сумма, до нее, наверное, дотянут только банки ТОП-100 или в лучшем случае ТОП-200.

- Посмотрите на развитые страны: в них доля бизнеса малых и средних банков совсем невелика в силу того, о чем я сказал: стоимость лицензии, права и возможности осуществлять банковскую деятельность очень высока.

- Ну здесь можно возразить: в США много маленьких банков, вряд ли они располагают капиталом сто миллионов долларов каждый. Тем не менее они вполне успешно существуют.

- Давайте посмотрим на пример США. Во-первых, там достаточно большое количество малых кредитных организаций ежегодно банкротятся, и никто не рассматривает это как вселенскую трагедию. Во-вторых, в США очень диверсифицированная экономика, там в каждом штате есть достаточно крупные предприятия и их много. Они работают в разных отраслях, не являются зависимыми от той или иной крупнейшей группы и вполне могут обслуживаться в средних по размеру местных банках. Но в России-то расклад совершенно другой: у нас достаточно концентрированная экономика, и нашей стране с учетом этого нужны крупные кредитные организации. А когда число банков под тысячу, данную систему в целом сложно регулировать.

- Иными словами, нам нужно четыре-пять финансовых институтов?

- Нет. Я не знаю, сколько банков нужно России, но есть совершенно бесспорный факт: кризисы легче переживают концентрированные банковские системы, и мы видели это в 2008 году на примере Канады, Австралии и ЮАР. Признаемся честно: самая стабильная банковская система в этот период была не в США.

- Трудно с этим спорить. Но у нас обычно говорят, что территория страны огромна, специфика ведения бизнеса в разных регионах своя, и здесь возникает окно возможностей для работы так называемых локальных, небольших банков.

- Я с этим не согласен. Банковский бизнес очень прост, все в нем построено на предоставлении и возврате кредитов. Не вернется кредит в Удмуртии или Дагестане - какая разница, в любом случае была допущена ошибка.

- Вы уже упомянули в ходе нашей беседы заветный и всеми горячо любимый термин «Базель II». Российские банки, как известно, переходят сейчас на стандарт Базель III, хотя часто можно услышать, что у нас и Базель II, по сути, не был внедрен. Так ли это?

- Давайте для лучшего понимания вопроса совершим небольшой исторический экскурс. Сначала был разработан и принят Базель I, который оценивал капитал и активы банков по их номинальной стоимости и исходя из этого требовал резервирования капитала под активы. На смену ему пришел Базель II, который установил, что активы бывают разные, по одним из них потери бывают часто, по другим -редко. Вывод простой: надо взвешивать активы с учетом риска, и в зависимости от этого начислять резервы.

- Вполне резонный подход.

- Да, потому что очевидно: риск при кредитовании крупных компаний с хорошей кредитной историей априори ниже, чем риск при кредитовании неизвестных компаний без кредитной истории. Тут неизбежно возникает следующий вопрос: какие «весы» кому поставить? Ведь надо точно определить вероятность дефолта каждого заемщика, а не схематично выставить резервы под крупных заемщиков на уровне 1-2%, а под мелких -4-5%. Ответ был таким: давайте вы, банки, построите свои модели оценки каждого заемщика, а мы, регуляторы, их провалидируем, и тогда ваши активы будут взвешиваться более детально и точно. Это Базель II, продвинутый подход.
За то, что произошло дальше, на мой взгляд, следует критиковать всех участников финансовой системы.
Благодаря созданным моделям крупнейшие банки смогли оптимизировать свой капитал, причем, чем сложнее инструменты на балансе, тем сложнее модели и больше так называемый модельный риск. Произошла парадоксальная вещь: риск-менеджмент в некоторых банках превратился в зарабатывающее подразделение, поскольку они вырабатывали новые модели, позволяющие организациям на бумаге наращивать капитал. А ведь хорошо известно, что капитал - самое ценное, чем располагает банк, и самое сложное с точки зрения увеличения.

- И в результате заигрались...

- Да. Из-за так называемого модельного риска простой коэффициент рычага у некоторых инвестиционных банков к 2008 году превысил 30 раз! Результат хорошо известен -Lehman Brothers.

- То есть Базель II оказался неэффективным стандартом?

- Я думаю, дело не в стандарте, а в действиях отдельных банков и регуляторов, в том, как первые его имплементировали и как вторые вали-дировали эти новые модели. Часто регуляторы, насколько я знаю, сами не понимали сути всех нюансов сложных моделей, зато после кризиса все осознали, что модельный риск надо ограничивать. И Базель III разрабатывался уже с учетом этого горького опыта: раз так вышло, давайте поставим границы, что банкиры могут считать, а что - нет. Базель III концептуально разрабатывался для того, чтобы ограничить модельный риск и поставить вокруг него системы защиты.
Теперь вернемся к нашей стране. В России модельный риск отсутствовал, у нас леверидж на капитал не превышал 10-11%, иными словами, активы у отечественных банков не были так раздуты по сравнению с капиталом, как капитал некоторых западных финансовых организаций. Не имея возможности внедрить Базель II и пожить в соответствии с этим стандартом, мы внедрили Базель III. Я ни в коем случае не хочу его критиковать: Базель III - хороший международный стандарт, он очень дисциплинирует банки, заставляет их думать о капитале. Для банков капитал, как я уже говорил, самая важная и насущно необходимая вещь.

Беседовала Анастасия Скогорева

Источник:
NBJ